Публика на этом сайте собралась разношерстная, поэтому можно ожидать большого спектра мнений насчет чего бы то ни было. Конечно, часто приходится сталкиваться с неокрепшим разумом молодого поколения, желающего блеснуть знаниями в незнакомой им области, но и такие суждения, порой, бывают полезны для полета творческой мысли. В общем, можно надеятся, что реакция на мое произведение не будет однозначной, чего и очень хочется. В то же время, прошу высказыватся предельно искренне, а не, исходя из моего напутствия или желания выступить с опозиционным мнением. Жанр: околореалистичное фэнтези. Отрывок, создающий атмосферу, без активных действий.
Сквозь сон можно было расслышать веселые трели соловья – самого верного гонца весны и лета. В окно, выходившее на восток уже некоторое время «стучались» солнечные лучи, решившие теперь устроить заводной танец на лицах спящих. А́стон, конечно, ничего не замечал, но для Альдо́ра это тепло было верным сигналом к пробуждению. Открыв глаза, он так потянул свои мускулистые конечности, что покрывало слетело на пол; он быстро сел и тут же спрыгнул с кровати, оказавшись в полутора метрах от нее – доски пола затряслись под широкими ступнями, – одел штаны и вышел во двор. Во дворе мать доила корову. – Доброе утро, матушка! – сказал сын. – С пробуждением, – тихо ответила она. Он умылся из бочки еще холодной водою, вернулся в дом, утерся рубахою и натянул ее на себя, поднял с пола свое покрывало и набросил на свободолюбивые пятки брата. На столе, на белом платке, лежала еда, собранная для старшего сына матерью. Он завязал платок в узел, обмотал ноги онучами (кусками холстины), обулся в лапти; взял ровную палочку, стоявшую у стены, ловко подцепил ею узелок и снова вышел на улицу. Солнце уже подымалось над невысокими домами. К радостным трелям соловья теперь прибавились беззаботное щебетание воробьев, неустанная дробь трудолюбивого дятла и разноголосые пения других обитателей утреннего неба. В воздухе чувствовалась бодрящая утренняя свежесть, и пока еще оставалась ночная прохлада. Такое утро одаривало желанием работать. Одухотворенный Альдор пошел в сторону древнего леса. Еще около родного дома Свеченная улица была кое-где выложена брусчаткой, но затем сужалась, а после ответвления на запад к пруду вообще превращалась в широкую тропинку, которая, собственно, и уходила в чащу. У мальчика, пораженного величественностью старого леса, еще в детстве родилась привычка произносить мысленно что-нибудь вроде: «Здравствуй, Великий Древний Лес!» при входе в него. И сейчас молодой парень сделал тоже самое. Где-то наверху раздался басистый скрип – казалось, деревья отвечают ему одобрительным приветствием. Шагая по дороге, Альдор подвергался атаке солнечными «стрелами», то и дело выскакивавшими из-за деревьев и бившими точно в глаза. Он был одним из немногих в городе, кто вставал так рано; а все из-за того, что необходимо было ежедневно преодолевать немаленький путь через лес, прежде чем прийти туда, куда нужно было ежедневно приходить... Вдоволь нашагавшись, наслушавшись пения птиц, и, насмотревшись на озорных жителей лесного царства, Альдор, наконец, вышел к северо-западному краю древнего леса. Отсюда, с вершины холма, открывался сказочный вид. По левую руку, внизу, после крутого склона, с юга на восток текла широчайшая из двух рек аллода – Приглядящая. На другом, западном берегу тоже был – весь утыканный рыжими пушистолапыми соснами – склон холма, быстро понижавшийся по мере того, как река поворачивала на северо-восток. На севере виднелись уже небольшие горы, у подножия которых она прокладывала свой дальнейший путь. На востоке же взгляду открывались бескрайние просторы полей. Поля, раскинувшиеся на холмах были похожи на широкую дорогу, мощеную золотом и ведущую в небеса. Но нужно было идти дальше, правда, теперь оставалось недалеко. Спускаясь по дороге вдоль реки, Альдор видел, как к берегу причаливают лодки рыбаков, ловивших ночью рыбу, как они вытаскивают пухлые сети и полные корзины. Погруженная на ослов рыба отправлялась прямиком на пла́гатские рынки. Чем ближе к Приглядящей спускался парень, тем яснее выделялся запах речной воды, на фоне отступающих ароматов леса. Наконец, между ними бесцеремонно влез другой, непохожий на эти, запах: какой-то сухой, резкий, но не сильный. Не дойдя пятидесяти шагов до берега, Альдор остановился – здесь была конечная цель его пути.
На склоне холма вплотную к дороге располагалась обширная раскопанная территория, но земля здесь была белого цвета! Да и не земля это была вовсе, а залежи известняка, который добывали рабочие из ближайшего поселка Гладкий Камень, да еще один странный парень из города. Он был моложе остальных, поэтому к нему сразу стали обращаться со всевозможными просьбами и мелкими поручениями. Вскоре они стали навязчивыми и даже нескромными. Однако, после того, как один обнаглевший мужик опрометчиво посчитал, что молодому можно подкинуть совсем уж унизительную работенку, а в качестве ответа получил удар правой рукой в челюсть – что всеми было воспринято как однозначный отказ, – и при «возвращении» на рабочее место быстро раскидал небольшую груду камней, до которой ни у кого давно руки не доходили, парня из столицы сразу зауважали, принесли глубочайшие извинения и единогласно назначили старостой выработки. Тогда, три года назад его считали странным, потому что не понимали, зачем нужно топать через весь Лес, чтобы помахать киркой, если и в городе можно запросто найти работу. Альдор же всего лишь хотел найти занятие, которое было бы для него не слишком легким. Так и махал он киркой дни напролет, не задаваясь лишними вопросами. Только сегодня все было не так! Окинутые взглядом места, куда он приходил уже тысячу раз, впервые показались ему незнакомыми, впервые сердце его жаждало не самоотверженного, всепоглощающего труда, а новых открытий, рискованных предприятий, неизведанных впечатлений. Когда такие желания появляются у человека, ему становится немного страшно от осознания, что может быть что-то неизведанное в собственной душе. Впервые Альдор задумался о том, что привело его сюда, что заставило стать рабочим на добыче известняка: мать посоветовала «настоящую мужскую работу» – тут он находился под присмотром людей, занятых трудом, сам был при деле и больше не донимал ее бесконечными расспросами об отце; кроме того, помогал неплохим заработком. Но взять его голыми руками еще никому не удавалось, пусть даже речь шла о предательских чувствах. Искоренять ересь было решено старым проверенным способом, а именно, тяжелым физическим трудом, который, как известно, не позволяет проникать в голову посторонним мыслям. Альдор уверенным движением скинул с себя белую рубаху, обнажив широкие загорелые плечи и спину, схватил кирку и принялся ритмично, размашистыми движениями откалывать от каменного массива мелкие кусочки известняка. Каждый день, через некоторое время после его прихода подтягивались остальные рабочие из близлежащего поселка; лениво подходя к участку, они видели, как энергично и воодушевленно «воюет» с земной породой их староста, переглядывались, вздыхали и тоже приступали к работе. Альдор всегда трудился ближе к дороге, где был самый твердый и плотный камень. Этим пользовались девушки, ходившие по этой дороге в Пла́гат, и девушки, ходившие по этой дороге с другой целью. И те, и другие, немного не доходя до Альдора, замедляли шаг и неторопливо «плыли» дальше, следя за уверенными взмахами его рук. Он же, ни на секунду не прекращая работы, косил глаза в их сторону, также пользуясь возможностью наблюдать за каждой хорошенькой прохожей. Правда, те времена, когда он с упоением носился по окрестным полям за пестрыми сарафанами, уже прошли. Вскоре юноша понял, что таким путем нельзя совершить сколько-нибудь значимые открытия, да и к труду все это имеет слишком посредственное отношение.
Сегодня Альдор работал с особым усердием, чтобы не дать дурным мыслям проникнуть в голову. Тем больше было его удивление, когда неожиданно для себя краем глаза он заметил идущую вверх по дороге странную девушку. Она была не похожа на других женщин, ни одеждой (оранжевый кафтан с серым узором, синяя мантия, темно-красная цилиндрическая шапка) ни походкой, которая была строгой и уверенной. Не видя ее лица, можно было подумать, что это идет престарелая женщина или даже невысокий худой мужчина. Но ее личико было милое и симпатичное, и совсем юное. Впервые рабочие наблюдали, как их староста отвлекся от работы на постороннюю вещь: он стоял, расставив ноги, с занесенной для удара киркой и смотрел на странную незнакомку. А она, заметив внимание к себе, вежливо наклонила голову вбок, как бы отдавая дань уважения работающим людям. Лицо Альдора украсила белоснежная улыбка, девушка в ответ тоже улыбнулась. Только она скрылась среди серых деревьев, как парень почувствовал, что устал держать тяжелую кирку, медленно опустил ее; звонко стукнув, коснулась она земли. Он обернулся: его подчиненные удивленно глядели на него, но тут же закашляли и вновь принялись ритмично стучать по белому камню. Опять нахлынула на Альдора тоска, какой он прежде не знал. Все вокруг казалось страшно чужим. Сердце как-будто кричало: «Что ты делаешь?! Что ты здесь делаешь?! Это не твоя жизнь!» Как и множество раз до этого его обладателю захотелось припустить за симпатичной девицей, но сейчас желание шло именно из сердца, а не оттуда, откуда обычно. Тем не менее, бросить работу он никак не мог и все время до обеда его терзали эти незнакомые чувства. Но стоило солнцу оказаться в зените. – Мужики! По домам, обедать! – скомандовал староста, схватил свою рубаху и, не надев, бросился по дороге к лесу, немного пробежав, остановился, вернулся обратно и бросил свою кирку плечистому рабочему с темными волосами. – Да́риан, остаешься за старшего! – и убежал. Даже и не стоит описывать выражения лиц и глаз этих мужиков, в который раз уже наблюдавших сегодня такое нетипичное поведение своего старосты. Сломя голову и, стирая лапти в труху, Альдор мчался по лесу, отмеряя землю громадными богатырскими шагами. Слышно было, как прочь от дороги разбегается мелкая живность, в разные стороны разлетались птицы, бабочки и стрекозы. В ушах гудел ветер, каждое проносившееся мимо дерево что-то «кричало» во след, все это складывалось в непрерывный свист: «С-с-стой, с-с-стой, с-с-стой...» Одолев сам Древний лес, парень прибежал к городу, запыхавшись, и остановился. Мысли, как это часто было в последнее время, дали о себе знать только после того, как дело было сделано. Чего он хотел? Зачем бежал сюда? Почему в разгар рабочего дня он здесь, в то время, как его подчиненные тяжело трудятся без него и без присмотра? Чем он занимается? Чего он добился в жизни? К чему он стремиться? Наконец, какова его главная мечта? Сердце яростно колотилось, «разрывая» крепкую грудь (и это не от стремительного бега). Только ответив на эти вопросы, можно было докопаться до истины: что волновало Альдора больше всего, чему он готов был посвятить жизнь? В глубине сердца, в самом потаенном его уголке, на самом дне робко ворочалось безжалостно загнанное туда, замаскированное фальшивыми ценностями и присыпанное навязанными обязанностями самое главное его желание... – Я хочу найти отца! – почти вслух проговорил юноша. «И-щ-щ-и-и-и-и» – прошелестел налетевший ветер в листьях столетних деревьев. Небо потихоньку заволакивало низкими серыми облаками. Альдор посмотрел на мудрые ясени, раскачивающие могучими кронами, и уверенным шагом пошел в город.
Если коротко и по существу: сам текст получился не менее "разношерстным", чем аудитория GCUP. Всюду эклектика: в стиле повествования, в эстетике изображаемого мира, в углах отображения. Экзотичные имена с фэнтезийным колоритом, и вдруг Тёма; немного славянских мотивов; то пасторали (молчаливость, из-за которой ждёшь больше действия, больше объективного "взгляда со стороны"), то психологизм (пристальное вникание в мысли и ощущения героя); иногда будто бы случайные слова и не совсем обоснованные обороты
Quote
косил глаза в их сторону и тоже этим пользовался
- слишком большое расстояние между описанием ситуации (которой он пользовался) и ссылкой на неё как на "это". В результате появляется двусмысленность: словно он пользовался не ситуацией, а тем, что косил глаза.
Но всё это вполне можно читать - не раздражает - если видеть, ради чего все эти описания. Пока нет на горизонте чего-то манящего, чего ещё ни у кого не было, чтобы пробудился особый интерес к тому, что читаешь.